Чеховский вестник. № 11. 2002 Как в последний раз Век дипломных спектаклей, увы, быстротечен. Новоявленная армия молодых актеров оказывается на пороге мучительной неизвестности. Как сложится их профессиональная судьба?
Ведь нередко именно дипломная работа может остаться самой запоминающейся высотой в соприкосновении с драматургическим материалом. Кто знает, посчастливится ли исполнять Раневскую или Тригорина, будучи уже в их возрасте, да и вообще - случится ли вновь играть Чехова? Не потому ли в дипломных спектаклях почти всегда присутствует особый нерв игры как в последний раз.
В нынешнем году в дипломном репертуаре Российской Академии театрального искусства (ГИТИС) были две пьесы Чехова: его первая неоконченная юношеская драма «Безотцовщина», поставленная Сергеем Голомазвым на режиссерском факультете в мастерской Михаила Скандарова, и «Вишневый сад» в постановке Давида Ливнева на актерском курсе, руководимом Павлом Хомским и Валентином Тепляковым.
При всем пиетете и трепете, внушаемых итоговым чеховским творением, обращение к пробному театральному опусу начинающего автора сопряжено с неменьшими масштабами драматургического освоения. Многопластовая «громада» «Безотцовщины», как правило, подвергается активному режиссерскому вмешательству. Поэтому всякий раз неизвестно, кем явится Платонов – «пустым бабником» ли, как он сам себя называет, или, как его определяет один из друзей его покойного отца, «лучшим выразителем современной неопределенности», либо ярым обвинителем поколения отцов, вселивших в своих детей лишь ощущение безотцовщины, комплекс которой явно перейдет по наследству потомству и самого Платонова. Казалось бы, приглашенный С.Голомазовым на эту роль недавний выпускник Щукинского училища актер Театра на Малой Бронной Даниил Страхов (сыгравший уже после Платонова Дориана Грея и Калигулу), при своей обворожительной внешности мог бы вполне оправданно выделить донжуанскую стезю этого героя, подтверждая ревностную оценку конокрада Осипа (Вячеслав Тюряев), прозвучавшую в разговоре с кроткой платоновской «половиной» Сашей (Инна Аслиян): «Красивый он у вас... Коли б захотел, так за ним весь женский пол пошел...» Впрочем, этих слов в спектакле мы не услышим. Внешность ведь здесь ни при чем - дело в магнетизме и артистизме личности, остроте и дерзости ума на фоне пошлой заурядности. Да, такому Платонову женский пол покоя не даст. И ему придется на манер безвольного Тригорнна успевать «и тут и там». Будто желая намекнуть на это сходство, режиссер, изображая любовную круговерть Платонова с Софьей (Анна Тюряева) и генеральшей (Мария Соловьева), процитирует известную сцену из «Чайки» Марка Захарова, иллюстрирующую «перебежки» Тригорина из одного алькова в другой.
Голомазов последователен в стремлении протянуть ассоциативные связи к зрелым драмам Чехова от еще расползающейся по форме «Безотцовщины», в которой, как известно, намечены многие мотивы будущих его пьес. И впрямь, как в имении Войницевых не вспомнить о Войницком, тем более, что рассуждения Платонова о своем будущем перекликаются с отчаянным монологом дяди Вани о6 остатке дней его жизни. В терзания 27-летнего героя своего спектакля режиссер включил реплики 47-летнего дяди Вани о том, что из него «мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский...» Но эти же самые 27 лет - аккурат возраст Кости Треплева в финале «Чайки». Атмосферой заключительной картины «Чайки» Голомазов завершает и свою «Безотцовщину», усаживая героев этой неоконченной пьесы за скучную игру в лото. И некому взбудоражить окружающих, нарушить тоску осеннего вечера - уже нет Платонова, убийство которого, по сформировавшимся чеховским правилам, вынесено в данной версии во внесценический план. Но зато как умилительно восседает в ряду отрешенных персонажей пятилетний его сын (Ваня Витер) - новый птенец племени безотцовщины.
http://chekhoviana.narod.ru/Vest_11.htm